Морской Волк. Части 1-4 - Страница 327

327

А вот если Князя у нас заберут, не дай бог! Что-то часто к нему стали бумаги приходить, с подписью самого Бурденко, или еще кого-то из медицинских светил. И не только по поводу пенициллина. У доктора на компе оказалось, ни более ни менее, как "Опыт советской медицины в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг, в 35 томах"! Издан научным коллективом, в 1949-1955, размер четыре гига, все вопросы чрезвычайно подробно. Первый том, огнестрельные раны ожоги отморожения. Второй, общие вопросы военно-полевой хирургии (гнилостная инфекция, анаэробная инфекция, столбняк, остеомиелит). Третий, общие вопросы военно-полевой хирургии (сепсис, инородные тела, кровотечение, переливание крови, шок, обезболивание). Ну и так далее до тридцать пятого! Как это восприняли предки - ну тут без комментариев.

И кстати, решили вопрос с принтером. Сначала додумались до листа самой обыкновенной фотобумаги, прижатого к экрану ноута. Одиночные кадры так действительно выходят быстрей - но когда текста много, нормально работает обычная фотосъемка, ФЭД на штативе, жестко закрепленный и наведенный на резкость, успевай лишь щелкать. "Фотокор" дает лучшие результаты, но возни с пластинками дольше. Головной боли нам это лишь прибавило - ведь Лаврентий Палыч, да и сам Сталин, наслышанные уже, что ноуты и компы сдохнут лет через десять, наверняка прикажут всю информацию с них переснять на пленку и бумагу. Ну, будем решать эту проблему по мере ее поступления.

В общем, вся история этого мира сделала поворот оверштаг, с выходом на новый курс. И никак уже невозможно, повернуть назад. Может и в самом деле, тот сон был вещим - и война здесь кончится 9 июля 1944 года?

–Михаил Петрович!? Что с вами?

Анечка трогает меня за руку.

–Ну простите меня! Не буду больше об этом. Просто - год войны, и еще год. А что дальше…

–А дальше, жить будем - говорю я - нам жить, чтоб те гады сдохли. И нам не мешали. Жить, и радоваться. Нельзя все время, об одной войне. Себя сожжешь, изнутри. Надо чтобы было здесь - хорошее, доброе, чистое. Когда знаешь, за что воюешь, что защищаешь - тогда и в бой не страшно совсем.

–А если я не сумела? - тихо спрашивает Аня - и дома нашего, на Плуталова, нет больше, фугас фашистский попал?

–Война кончится - отвечаю - и что, жить будет не надо? Что мы делаем здесь, на ход ее еще больше влияет, чем утопленные нами фрицы. И не будет нам спокойной жизни, не надейся! Но это, завтра! А пока, как командир, приказываю вам быть веселой и отдыхать! На елку посмотреть хотите, танцевать под музыку - пожалуйста! Идите - там офицеров, тьфу, командиров много, каждый будет вам рад!

–А вы, Михаил Петрович? Вы куда?

–Домой, наверное…

Я оглядываюсь. Ну ничего себе! В зале никого уже нет, мы одни. Дверь приоткрыта, доносится мелодия. А слова-то знакомые!

Ночь коротка, спят облака

И лежит у меня на ладони, незнакомая ваша рука.

После тревог, спит городок,

Я услышал мелодию вальса, и сюда заглянул на часок.

–Михаил Петрович, а можно… Подарите мне этот вечер новогодний. Как в фильме, что вы мне показывали тогда, "Карнавальная ночь".

–Танцевать не умею - отвечаю - вальсу не обучался.

Не рассказывать же ей про дерганье и обнимание дискотек восьмидесятых!

–Это совсем просто. Вот встаньте, Михаил Петрович. Руку мне на талию. И раз-два-три.

Платье у Ани, как у актрисы Гурченко в том фильме, с узкой талией и очень пышной длинной юбкой. Когда кружится, то подол вздувается зонтом. А волосы не убраны в прическу, а свободно распущены по плечам - но так ей даже больше идет.

–У вас просто отлично получается, Михаил Петрович! Пойдем?

–Идем.

И мы, под ручку, направляемся к открытой двери. Из-за которой слышится уже другая музыка. Те самые слова, про пять минут!

Марсель Альбер. Эскадрилья "Нормандия".

–Я все сказал. И решения не изменю. Даже если этот трус и маразматик Петен официально объявит войну вашей стране. Мы прибыли сюда по инициативе не Виши, а "Сражающейся Франции". И для нас законная власть - не Петен, а де Голль.

–Не спешите, господин лейтенант. Известно ли вам, что во Франции формируется эскадра "Лотарингия" в составе люфтваффе? И очень может быть, завтра на фронте вы встретитесь в воздушном бою с теми, кого знали лично. И даже больше - считали своим другом. Как вы поступите тогда?

Учтите, что в уставе советских ВВС основой всего считается выполнение боевой задачи. То есть не просто полет над линией фронта с джентльменской дуэлью, как в ту, прошлую войну - а прикрытие своих войск или бомбардировщиков. Когда уклонение от боя недопустимо - враг прорвется и ударит по тем, кого вы должны защищать.

И как вы поступите - если будете точно знать, что против вас, в "мессершмитте", сидит ваш друг? Вполне возможно, хороший человек, искренне верящий в "новую Европу" и место в ней Франции, обещанное фюрером? И вам никак нельзя будет с ним разойтись - или вы, или он? Но если вы проиграете, погибнут наши, понадеявшиеся на вашу защиту?

Вы можете сейчас отказаться. И вас тогда просто вернут в Англию, в распоряжение "Сражающейся Франции". И пусть уже они решают с вами эту проблему.

Так какой будет ваш ответ?

А какой мой ответ? Самое смешное, и страшное - что русский абсолютно прав. Я действительно знаю очень многих в бывших французских ВВС, и если эта "Лотарингия" попадет на русский фронт, там наверняка найдутся те, кто мне знаком. Причем я вполне мог быть среди них.

Если бы не видел своими глазами, мирных жителей, расстрелянных с воздуха на шоссе под Аррасом.

Дорога была запружена - толпа людей, повозки, машины. И восемь мессершмиттов крутились над ней, заходя на штурмовку. А нас было двое, я и суб-лейтенант дАркуа. Мы успели сбить одного немца - но остальные занялись нами всерьез. дАркуа почти сразу был сбит, и не выпрыгнул, сгорел вместе с "девуатином". А я сумел все же свалить еще одного - прежде чем сбили меня. Нельзя одному драться сразу с семерыми.

327