Морской Волк. Части 1-4 - Страница 334

334

–Да нет - отвечаю - всего лишь, об этом мандарине. Как попал сюда этот редкий тропический фрукт. Попробуйте!

Анечка следует совету. И выдает мнение:

–Вкусно! Но яблоки антоновские лучше. Если спелые, так прямо во рту тают. Когда я к тете в деревню ездила, под Лугу. Так у нее яблок этих было, в саду! А правда, что если этих фруктов заморских много съесть, то отравиться можно?

–Это кто тебе такое сказал??

–Ну как же, у Маяковского, помните - "неделю ни хлеба, ни мяса нет, неделю одни ананасы".

Я даже не знаю, что ответить. Анечка рассуждает дальше.

–Хотя если уметь приготовить, очень многое можно в пищу. Видели бы вы нашу кухню в белорусских лесах, в отряде! Мука из корневища рогоза, тесто на лепешки из желудей, клубни аира, даже сладкое повидло из корней лопуха, ну а про щи из крапивы все знают. Это все в книжке Верзилина написано было, которую мы изучали еще перед заброской, как прокормиться в лесу. И даже вкусно было очень, когда уставши с задания придешь. А ведь раньше мы не знали - городские все.

И лучше бы не узнали, думаю! Потому что говорит Анечка все это, кружась со мной в вальсе по залу. Под музыку - и маленький оркестр присутствует, и патефон, заводят его, когда устают. Сейчас играет пластинка, негромко, что-то похожее на "утомленное солнце", но не оно, без слов.

–Аня, а вот что вы после войны делать будете?

Тут музыка смолкает. Обернувшись, вижу возле оркестрантов нашего Диму Мамаева, что-то втолковывающего их старшему. Патефон задвигают, музыканты занимают позиции к игре. Около Димы вдруг возникает Кириллов, они о чем-то переговариваются, затем наш "жандарм" уходит - ясно, НКВД дало добро!

Все отболит, и мудрый говорит -

Каждый костер, когда-то догорит.

Ветер золу развеет без следа.

Но до тех пор, пока огонь горит,

Каждый его по-своему хранит.

Если беда, и если холода.

Прямо, дискотека восьмидесятых!

–Из вашего времени? - тихо спрашивает Анечка - вот только танцевать под нее как? Вот так, раз, два, три, ритма понять не могу? Покажете, Михаил Петрович?

Ну, Мамаев, погоди! Убью!

–Это просто, даже слишком. Я вам кладу обе руки на талию, а вы мне на плечи. И шаги в такт. Вот так.

–Близко как, даже непривычно. Мне кажется, так лишь с близким человеком танцевать можно. У вас все к друг другу так относились?

–Хотели так - отвечаю - ведь семьдесят лет из нас старались советского человека слепить. И кое в чем преуспели.

Это так - я вспоминаю те же восьмидесятые. Ребята из училища, из студии Палыча, из группы психолога Кунина, из клуба "Лабиринт" у Нарвских ворот, из ДК Железнодорожников, из Парголова - много довелось мне побегать, всего в два-три старших училищных года, в свободное время, это после совпало, и начало службы, и начало девяностых, правления Борьки-козла. А тогда это было - искали, пытались жить, уже без казенных лозунгов, с духовностью и взаимопониманием, еще без денежного интереса. И в абсолютной, не горбачевской, трезвости - помню свадьбу, когда на восемнадцать человек на столе была одна бутылка шампанского, и много трехлитровых банок сока. И все были довольны!

–Михаил Петрович! - толкает меня Анечка - ну вот, вы опять далеко!

–Молодым себя вспомнил - отвечаю - даже не лейтенантом еще. Когда жизнь казалась прекрасной. А все трудности - одной левой.

–Да разве вы старый? Папа мой говорил, человеку столько лет, на сколько чувствует себя его душа. У нас в университете был один, мне ровесник, а совсем как дед старый, или чеховский, который в футляре. Все знаю, все грязь, ну мы же умные люди, не идеалисты! Так мы его звали Верблюд - потому что с ним поговорив, на любую тему, как оплеванный чувствуешь, вымыться хочется. Бедный - ну и трудно ему в жизни будет! Жалко - потому что человек не враг, не подлец, а просто, бескрылый. Мечтать не умел совсем.

–А вы о чем мечтали, если не секрет?

–Даже и не сказать коротко. Когда я маленькой была, мама мне не сказки читала, а Грина - и я воображала себя Ассоль. Когда бегала в кружок к Перельману, мечтала стать советской Софьей Ковалевской. Когда собирала свой первый детекторный приемник, мечтала поймать сигнал какой-нибудь полярной экспедиции, как тот радист, кто с Нобиле первым на связь. Мечтала по радио услышать, как наши на Марс полетят. И увидеть полный коммунизм, когда все как одна семья будут, по всей земле. А вы, Михаил Петрович, о чем мечтали?

–О чем? У отца в кабинете картина висела - фрегат, под всеми парусами, в море выходит, берега расступаются, впереди открытый океан. Я себя и представлял, таким фрегатом. Все по плечу, цель впереди, дойдем обязательно. Сделать что-то, чтобы историю всю изменить.

–Так вы уже изменили, разве не так? Весь немецкий флот утопили, и на фронте все по-другому совсем!

Анечка замолкла. И отстранилась. А глаза ее как-то странно заблестели. Плачет?

–Что-то не так?

–Мне убивать больше не хочется. Хотя клятву дала. А хочется быть такой, как до войны. Это - трусость и дезертирство?

–Тьфу! Слушать внимательно, товарищ младший лейтенант, как приказ. Если вы на войну идете, это значит, что мы, мужики, долг свой выполнили плохо! Мы лучше драться будем, когда знаем, что у каждого из нас за спиной его дом и его женщина. И что вы нас ждать будете, и встретите, когда мы вернемся с победой!

–А как же "если ранили друга, перевяжет подруга"? - вспоминает Аня слова песни, очень известной в тридцатые.

–А вот это на случай, когда совсем конец! Как у Гайдара, когда и отцов, и братьев побили, и не осталось больше никого. А если уж о песнях речь…

Танцы тем временем, по мере утомления публики, плавно перешли в концерт, по заявкам и без. Выступает смешанный самодеятельный коллектив - заводские, флот, наука. Причем девушки тоже есть. Подзываю Диму Мамаева, и шепотом ставлю ему задачу. Это для большинства публики в зале исполняемые концертные номера, сюрприз. А вот "огласите весь список, пжалста", специально для новогоднего вечера, заранее утверждали я и Кириллов. А Дима клялся, что все выучат, отрепетируют, будет готово. То есть заказанный мной номер в списке наличествует. И атмосфера соответствующая. Песни вперемежку, лирика и военные. Только что исполнили "горных стрелков" Высоцкого - их надо сбросить с перевала. Ну а теперь…

334