Морской Волк. Части 1-4 - Страница 46

И наконец, их песни. Согласитесь, Лаврентий Павлович - что само существование стольких песен, до того абсолютно неизвестных в нашем мире - уже невероятно!

Однако же, именно их "концерт" позволил мне окончательно сформировать мою гипотезу. И сделать ее - главной. Единственно объясняющей, все нестыковки и противоречия.

Вот первая - с которой все началось. Которая по идее, должна быть чем-то вроде "визитной карточки", намека. Я записал ее - при очередном повторе.

В безнадёжном бою победителей нет.

В безнадёжном бою кто погиб, тот и прав.

Орудийным салютом восславили смерть -

Открывая кингстоны, восславили флаг.

И свинцовых валов полустёртая рябь

Зачеркнула фальшборт и сомкнула края…

Под последний торпедный бессмысленный залп

Мы уходим в легенду из небытия.

И эпоха пройдёт, как проходит беда…

Но скользнёт под водою недобрая весть -

И единственно верный торпедный удар

Победителю скажет, что мы ещё здесь.

И другие придут, это будет и впредь -

Снова спорить с судьбой на недолгом пути.

Их черёд воевать, их черёд умереть -

Их черёд воскресать и в легенду идти.

Берия молчал. По лицу его - нельзя было прочесть ничего. Затем он дал знак - и Кириллов включил, слушать дальше. "От границы мы землю вертели назад", "Як-истребитель", "Их восемь - нас двое", "Мы взлетали как утки", "Всю войну под завязку…", "Звезды". Затем грянула "Артиллеристы, Сталин дал приказ" (в знакомой нам истории впервые прозвучавшая лишь в сорок четвертом). "Флагманский марш", "38 узлов", "Комбат-батяня", "По полю танки грохотали".

–Они воевали - сказал Берия - такое не сочинишь… Только - пропустив войну через себя. Нашу войну. Вы правы - это не иностранцы, не эмигранты. Это - наши, русские.

–Ну, "Варяга" положим, немец написал - осторожно напомнил Кириллов.

–Который, кажется, присутствовал при том бое, видел своими глазами? Исключение - которое лишь подтверждает правило. Что там - дальше? (Берия ошибается. Австрийский поэт и писатель Рудольф Грейнц, автор песни "Врагу не сдается наш гордый Варяг", написал ее в Инсбруке, под впечатлением газетной заметки. И эта песня обессмертила его имя, в отличие от написанных им более сорока романов и множества стихов, ныне благополучно забытых - В.С.)

Они слушали - "Призрачно все, в этом мире бушующем", "Надежда - мой компас земной", "На Лебяжьей канавке", "А люди идут по свету", "Каждый костер - когда-то догорит", "Каждый выбирает по себе - женщину, религию, дорогу".

–Мы победим - заметил Берия - такие песни, проигравшие войну не пишут. Войну, где проигравшие - только в рабы. Да, пожалуй убедили вы меня, Александр Михайлович, почти. Песни все - нашего мира, от души написанные. И в то же время, у нас абсолютно неизвестные - все! Чего не может быть. Значит, что следует, по бритве Оккама?

–Что они еще будут написаны - подхватил Кириллов - эта версия, единственно объясняет все! Подводная лодка, из конца века, неожиданно провалилась в наше время. Как должен вести себя экипаж? Сначала - конечно, шок, растерянность. Но ненадолго - на лодках, слабовольные не служат. Затем, мобилизация - и злость. Для их техники, оружия - "Лютцов" и "Кельн", это как для нас, корабли русско-японской. Поначалу шли - топя все. Затем - десять целей, если сосчитать боекомплект, возможно он у них на исходе, или по крайней мере, решили беречь. И чтоб хоть чем-то помочь - стали наводить наших на конвои. После, как я сказал - ударили по аэродрому, чтоб мы поверили. Чем - ну, может у них лодки, как подводные линкоры, всплыл и ударил главным калибром, с корректировкой. Катер подвернулся - опять в строку, подарить нам, все польза, а заодно с подарком. Ведь если у нас, написаны ученые труды по той войне - с подробным разбором ошибок, маршалов Фоша и Гинденбурга, в таком-то сражении, шестнадцатого года. Так и для них, эта война - история, открытая книга: факты, даты, фамилии. Они знают даже…

Он осекся. Посмотрел на Берию - а тот на него. Оба поняли, недосказанную фразу - "и когда мы умрем".

–Ничего еще не решено! - сказал Берия - поскольку в той истории, их не было. Ведь мы не смогли бы так - утопить эскадру, "Лютцов", "Кельн", прочих. Понятно - что это значит? Историю - можно переписать! И все случится - по иному, или не случится, совсем! Черт… что творится, ведь!!! А почему - из конца века?

–Те слова, которые стерты. Будете меня бранить, Лаврентий Палыч, но я отдавал пленку нашим спецам, пытаясь отсеять помехи. Я приглашал одного музыканта, с абсолютным слухом - подписку о неразглашении, со всех. В общем, пропущенные слова, с большой вероятностью, звучат так:

В старом альбоме нашёл фотографии

Деда, он был командир красной армии

Сыну на память, Берлин 45-го

Века ушедшего воспоминания.

Значит - у них, мы будем в Берлине, через три года. "Дед", "века ушедшего" - значит, начало двадцать первого. Иначе - уже прадед, будет, по поколениям.

–Так. Что еще, про них можно сказать?

–Мне - первая их песня, покоя не дает. Что за "безнадежный бой", который они проиграли? Война - про которую та песня, "давай за жизнь", усталость, не победа? С какой войны - они к нам попали? С кем? Хотя - там, у Киркенеса, в спецгруппе высочайшей выучки, никто не знал язык вероятного противника? Бред, быть такого не могло! А вот английский - знали все!

–А отчего вы решили - что они попали, помимо своей воли? И - вернуться не могут?

–Я подумал сначала - что это, задуманный план. Но - не сходится. Если бы наши потомки, с самого начала, желали помочь нам выиграть войну - они бы сделали иначе. Например, перебросили бы ударную армию, на Белостокский выступ, двадцать первого июня. Или с самого начала, вышли бы на связь, давая информацию. Если же это, какая-то цель локальная - опять не сходится. Сделали бы - Тирпиц там утопили! - и назад к себе. А они - импровизируют, причем довольно удачно. На тему - чем бы нам еще помочь. И - не возвращаются.