Морской Волк. Части 1-4 - Страница 99

–А мы куда?

–В штаб Беломорской флотилии, конечно. Где еще здесь - связь ВЧ на Москву?

"Мошка" все еще у борта - ждет ответа. Вызываю наверх Петровича, ввожу в курс дела. Он говорит - командир, нельзя вам без охраны, а вдруг фрицевские диверсы - короче, через минуту наверху оказываются четверо "большаковцев" в полной боевой. Переходим на катер, еще забираем с борта "Гремящего" товарища Зозулю, а также особиста и заодно, нашего Самусина с ноутом - и вперед по Двине!

От причала, по берегу - совсем недалеко. Хотя по твердой земле - идти невыразимо приятно. Штаб - не бетонный бункер, а обычный дом, двухэтажный, первый каменный, второй бревенчатый, как часто строят на севере. Охрана правда наличествовала, и очень даже бдила - но узнав Зозулю и особиста, пропустила без особых помех. Проходим в комнату - где ВЧ (у двери часовой с ППШ).

–Срочно, связь - говорит Кириллов старлею-связисту - Москва, Иванову.

И тут, если честно, меня взял мандраж. Поскольку помнил, что в войну, это был псевдоним Самого. Я, сейчас, со Сталиным буду говорить?!

Путина я однажды видел. В двухтысячном, когда "Курск" погиб - он приезжал на СФ. Попутно спрашивал что-то дежурное - как служба, всем ли довольны. Обычный человек - не Борька-козел, но и не божество, не генсек. Как и я для него - фигура не политическая, а значит, абсолютно малоинтересная, тогда еще каплей, один из многих, до Москвы далеко, служу честно, поощрений и взысканий, по принципу "счас наградим непричастным и накажем невиновных" - уже, как блох на барбоске. А так как служить кому-то надо - то что, и за что, по большому счету, мог сделать мне, хоть сам президент? Всем довольны, тащ Верховный, претензий нет! И как мне показалось, он искренне пытался разобраться - что и как, и помочь, чем возможно.

Хотя с "Курском", дело было ясное, что дело темное. Были нестыковки в официальной версии - а один мой знакомый, человек вполне опытный и профессионал, доказывал мне, что на деле "Курск" потопила американская атомарина, причем не тараном, а торпедами - и его объяснения были очень даже логичны. И говорил так - не он один. И если это в самом деле так, а наш Всенародно Избранный знал, и покрыл, то…

Ладно, это в будущем осталось - а вот что я Сталину скажу?!

Ждем. Конечно - Сталин, он не обязан у телефона, наготове. У него - других дел, полно. От которых, мы его сейчас, отвлекаем. Подумать надо - как быстрее мне говорить - чтобы меньше его отвлечь. Ведь это САМ СТАЛИН!!

Сигнал. Кириллов отсылает прочь связиста, берет трубку, представляется. Излагает суть дела - привел "гостей" в Архангельск, но вот они настаивают, сейчас идти "Тирпиц" топить. Да, утверждают, что это жизненно важно для СССР - причем еще и по политическим причинам. Да, рядом со мной, их командир. Передаю трубку.

И что я сейчас скажу? А, ладно - представлю, что там, наш Верховный!

–Слушаю, товарищ… Иванов (вовремя вспоминаю, как только что Кириллов, в трубку). У аппарата капитан первого ранга Лазарев, командир подводного крейсера "Воронеж" Северного Флота Российской Федерации.

И слышу голос в ответ, с характерным акцентом:

–Фэдэрации? А почему - не Советского Союза?

–Так не было Союза… в девяносто первом упразднен, указом последнего Генсека.

–А сами вы, в каком году родились?

–В семидесятом, товарищ Сталин. (тьфу ты, надо было - Иванов)

–Значит послэ, когда мы встретимся, вы сможете подробнее рассказать мне, как и отчего это случилось. Подумайтэ об этом. А отчего вы сейчас - помогаэтэ нам?

А, ладно! Что я теряю?

–Потому что мы хотим изменить - что будет после. Слишком дорого нам досталась наша Победа, чересчур большие потери мы понесли. И когда нам бросили вызов, уже наши бывшие "союзники" - нас не хватило, противостоять им.

–Была ещэ одна война?

–Нет. Хотя в историю это вошло как "холодная война" - без фронта, но… Как было в конце тридцатых - войнушки на периферии, проба сил, и постоянная готовность напасть, почуяв слабость. И непрерывная война - морально-психологическая: был такой "план Даллеса", который им удался. А результатом стало - когда предателями оказались сам Генсек и верхушка Партии. И под лозунгом "мирного сосуществования", "разрядки", "перестройки" - прошла, фактически, капитуляция перед Западом. Одним из условий которой было - распад СССР на республики, во главе которых стоят "президенты", как положено по "общечеловеческим", то есть западным, стандартам.

–А что же народ? Да хоть вы, товарищ Лазарев - если вам, в девяносто первом, было уже двадцать один?

–Три причины, товарищ Сталин. Во-первых, все привыкли, что реально что все решают наверху, и выступать против - чревато. Во-вторых, была радость и облегчение, что не надо рвать жилы ради так и не случившейся войны, и что не будет уже, со всех сторон полетят атомные бомбы, и на планете не останется ничего живого.

–Это "атомное" оружие, действительно так опасно?

–Товарищ Сталин, пока на земле самый мощный взрыв был, в Галифаксе в семнадцатом, когда взорвался пароход "Монблан" с тремя тысячами тонн взрывчатки. И этого хватило, чтобы полностью разрушить город. В шестьдесят первом мы испытали на полигоне "Царь-бомбу", мощностью сто миллионов тонн тротила - сброшенную с самолета. К тому же при атомном взрыве образуется радиация - когда даже пыль, поднятая в воздух, становится смертельно ядовитой…

–Я прочел, очень внимательно, что вы передали, на эту тему. Но вы назвали - две причины?

–Третья была в том, что Партия, в мое время - изменилась очень сильно. По крайней мере, ее верхушка - став чем-то вроде новой знати, бюрократией, очень далекой от народа - куда войти новому человеку было так же трудно, как в прежние времена получить дворянство простолюдину. В провинции так вообще, доходило до того, что место первого секретаря в области или в районе - передавали по наследству или покупали за деньги. Оттого народу - и было безразлично, как называется Первый, Глава - генсек или президент - и даже приветствовалось, поскольку те, кто возглавлял "перестройку", так называемые "демократы", на словах выступали за новое и передовое, против бюрократизма, рутины, "лицом к массам" - и против Партии, якобы "отжившей свое". Что, надо признаться, во многом и было. Не было веры, не было цели. За что сражаться, если предают вожди? А новых, за которыми можно было бы пойти - не проявилось.